— Я-те начитаю красивей! Нашлась вестница-сказительница! Дорасти сначала годков с полста! Твое дело буквица в буквицу! Кладись на правку!
Олия тихонько вздохнула, возражать не посмела. Да и права Березиха — ее дело пока махонькое, буквица в буквицу…
Где сидела за столом, там и вытянулась — одной рукой пуговку у ворота костяную — брысь!, другой рукой подол подхватила, шшись вверх! — и светлой голой ленточкой поверх скамьи. Легла старательно, как положено — обе руки вперед, ладошки ровненько, нога к ноге, чтоб тоже ровненько, задничку ну совсем чуть, на палец всего, над скамьей поднять. Не то чтобы топырить бесстыдно — а чтобы послушание показать и терпение. Бултыхнулись в кадушке мокрые прутики — взболтала концами темную воду Березиха. Не, там не солянушки, такой вины пока нет — просто в воде всякие травки были, чтоб и больно, и чтоб ничего потом не вышло. М-м-моокрые… М-м-мягкие… Вон как хвощут… ой, мамочки…
— Буквица! В! Буквицу! В буквицу! — мерно приговаривала сверху матушка Березиха, мерно, словно в бане парила, хлестала пучком тонкую спину, вихляющий зад. Обнимала розгой еще тоненькое, былинкой растянутое на скамье тело, примечала: покруглело где надо у девки… растет… Самое время, что Огнивица сманит… — Буквица! В буквицу! Не крути задом, егоза! Вот тебе!
Олаф Смола как-то расспрашивал знающих людей про южные моря и южные торжища. Сам не был — но люди говорили, будто там когда девок продают, сначала весь срам на людях показывают. Голыми водят, на помостах держат… На что там глядеть? Дурь какая — как будто воин жену себе покупает! Настоящая жена воина в показной красоте не нуждается — ее дело кормить сытно и рожать героев. чтоб сильная была, высокая, чтоб волосы золотой волной… Чтобы сердце от корки ледяной иногда потрескивалось. Задумался. Сам не понял, чего сейчас надумал. Махнул рукой сам себе, а люди тоже не поняли, дружно затопали следом, взмах руки за команду приняв.
Ну, пошли так пошли. Толпа в толпу, в гам и выкрики, в клятвы всеми битвами Рагнарока, что это сукно даже морскую воду держит, а вон та кожа как есть снята с южного змея! К товару Олаф не лез — на то есть Сван Бунтарь, верный друг и кормчий с головного драккара по имени «Острый». Торгаш из него тоже никакой, однако воин бывалый, человек жизнью тертый, всяко повидал да послушал. Его на кривой коже не обкрутишь и жидким пивом не разбавишь…Да и мало нужды видел Олаф в здешнем товаре — свой, что хотел, загодя хорошим людям перепродал, остальное во фьорд везти надо — серьезные купцы к нему на домашний засек придут-приплывут. Уж договорено.
С небольшой группкой своих людей протолкался к бараку, где полон торговали. вроде и не торопился, а поспел вовремя — в очередную кучу сгоняли как раз добычу Свена Коряги. Поискал глазами — ее не было. Насторожился — может, уже уступил кому жадный Свен? по праву конунга, сам пошел в барак — в дни торга туда с дружинами не ходили, чтоб за товар никто не сцепился. Головы буйные, а торговля буйства не любит…
Нет, не продали. Просто очередь не дошла. Как раз люди Свена к выходу сгонять начали. Равнодушно глазел по сторонам, не уступая дороги, пока мимо него пинали к широким тесаным дверям людишек. Равнодушно на нее посмотрел — как раз кто-то древком стукнул, поднимая. Стукнул? Хм…
Древко о стенку стукнулась, девку не задев — а она словно сидела только вот, а теперь стоит, и пока рука в кожаной перчатке по ее круглому заду прицелилась, уже вперед пошла. Да так ровно, мера в меру, что рука воздух пляснула, на волосок от тугого тела… Сузил глаза Олаф. Не может девка так двигаться! Показалось в темноте с улицы… конечно, показалось! Вон, факелы все ископтились, бликами играют. Стукнул ее воин, точно. Не мог промахнуться с одного шага…
В дверях стоял, как стоял — равнодушной глыбой кольчужной брони, полукругом черной бороды, холодными глазами из-под тяжелого шлема. Мимо прошла, как насквозь широкой двери — разве что ветерком не повеяло на конунга. Гибко, шаг в шаг — ровно так, как плелись остальные и вроде не так… Не, чуть не сплюнул Олаф. Дерьмовое пиво у местных. Всю башку замутило. Надумал тут себе валькирию искать… Гы-ы… Шлем безголовый… среди куриц!!!
Показал своим — отбить в сторонку от кучи. Поняли, привычно согнали троих, чтобы явно интерес не выказывать, оградили древками копий — товар отобран, пусть конунги о цене говорят.
Но Свен Коряга не мальчишка — ему интерес хоть куда прячь. На золото даже не глянул:
— Ты вчера про белые камни хвастал? Давай на пригоршню и забирай!
— Ты перепил, храбрый Свен, конунг Хааннфиорда?! За трех полудохлых баб — пригоршню? Белых камней? Га-га-ага!!!!
Свен уперся, перепалка от торговой грозила перейти в топорную. Олаф рывком развернул к себе одну из отобранных — та от неожиданности на коленки стукнулась, Свен выругался, пинком поднимая — точно полудохлая! Вторую за плечо хватанул — пальцы только ткань и зацепили. Треснули гнилые нитки — оголилась спина, крест-накрест в багровой росписи.
— За бешеную кошку и дохлый придаток — пригоршню???? Гы-ы-ы…
— А вот ей и сыпь! — вывернулся от убытка Свен.
— А вот ей и насыплю! — проорал в ответ Олаф, сходясь в экономии. Пригоршня у этой дикой явно не в пару весел, как у Свена!
Жестом показал — мол, руки в горсть собери!
Нетерпеливо повел бровью — она внимательно, словно запомнить хотела, оглядела Свена — от шлема к подбородку. Так же медленно глаза на Олафа — и снова так же холодно, разборчиво… Но второго движения брови ждать не стала — молча сложила ладони, равнодушно глянула, как из мешочка дорогими искрами белые камни протекли… Даже губы в презрительной усмешке шевельнулись. Нет, показалось конунгу — тучи неровные гонит, вот тени и прыгают. За пригоршню таких камней можно четвертый драккар себе сколотить! Ухмыляется, курица…Сама и одного камушка не стоит! Куска весла от верного драккара!