Долгий сон - Страница 129

129

Кивнула Егору, тот ухватил ушат — сердце екнуло, вдруг перепутает и рассолом окатит! Нет, не перепутал — прохладная водичка волной подняла волосы, смыла со спины пот, оставила припухлые узоры рубцов на тугом заду. Кое-где, уж не обессудь, барышня, на просечках аленькие бисерки проступили. Но ты же хотела-велела по-настоящему… Сама прикрыла легкой простыночкой, тут же скинула-стянула с тела, словно драгоценность завернула — потом показать, мол, с кровью пороли!

Узел на руках распустила — та сразу ладошки к лицу, уткнулась, плечи дрожат, а ноги… ишь ты — вроде одурела от порки, а рукам мужским ноги вон как подставила! Одним взглядом пришила к месту и Егора и его наглые руки, что уже не просто зад огладили, на ляжки поверху легли — еще чуть и раздвинул бы, жеребец поганый! понятное дело, ничо бы не было, но поди знай, простит ли барышня так раскрытую срамницу, простит ли виденный ими сок на тугих припухших губках. Лобок-то крутой, видать, под розгами ей хорошо елозить — приникнет как надо и глядишь… Нет, Марфа, рано ей такую науку. Тут сколько правежек отлежать надо, чтобы такому научиться! Иные девки другим про такие секреты рассказывают, а тебе ведь некому было! Неужто сама догадалась! Или само вышло?

Ага — отходит от порки… вон как резво ляжки сдвинула! Дернулась было вставать, охнула, простонала длинно: ладно, Егор под руку придержал, а то бы точно упала. Или не под руку? Я тттебе, оглоед! Лапы с сиськи убери!

А она будто и не поняла, будто и не заметила. Только хриплый шепоток сквозь искусанные губы:

— Меня уже высекли?

— Да девица-красавица. Все уже, все… Пойдем, пойдем… вон, сарафанчик накинем, он гладенький, он лишней боли не даст… пойдем, пойдем…

Оглянулась на Егора, тот понятливо прижал обе руки ко рту: Помню! Могила!

Еще бы. А то точно могила…

Хлопотала над исхлестанным телом Настасьи сама, заранее достав из старых запасов самые-самые притирки. Вся еще в мареве порки и боли, девушка трудно стонала от жгучей мази, сжимала тело, и терлась лицом о подушки:

— Марфа… ой как меня секли… ты бы знала, как это ужасно… эта страшная соль… эти страшные розги… этот потный кучер…

— Ничего… ничего… молодцом… замужем не так уж посекут, это девичье…

«Замужем?» — мелькнуло слово. Мелькнула перед глазами обложка книжки про домострой, в собственный стон вплелся сочный баритон Павла Васильевича про семейный уклад, словно подались ее перины под грузным мужским телом… М-м-м…

Забылась неровным сном, в котором блестело от пота и перекатывалось мышцами тело князя, играл над ее телом и брызгал уксусом длинный бич, пылая от страсти и боли, принимала она совсем не девичье наказание. Долга ночь, которая скоро кончится. Потому что завтра…

Завтра ей на бал. Она сможет.

А нам опять ждать. Причастия от князя.

Февраль 2007 г.

Колонель

Рассказ принадлежит на праве владения

Офицерскому клубу ресурса X-Screens.

— Полковнику никто не пишет… — привычно ворчал себе под нос припевку, проходя мимо штабеля почтовых ящиков к лифту.

— Полковнику никто не звонит… — привычно давил кнопку мобильника, переступив порог прихожей.

Так же привычно, отработанными до автоматизма движениями, снимал китель, тьфу ты — штатский пиджак! — убирал в шкаф портфель.

Кнопка телевизора на кухне. Кнопка микроволновки. «Чпок!» открытого сока. Ужин. Кнопка телевизора в гостиной. Удобный диван. Круговерть новостей, которые за мишурой кадров и дикторского голоса прятали невидимые миру пружинки управления этим миром… Сигарета, вторая. Кофе. Еще раз кофе.

Кнопка торшера. Очередная книга. Иногда умная, чаще — не очень. Сигарета.

Проверка кнопки будильника: а стрелку и двигать не надо. Завтра ровно в семь все начнется сначала…

x x x

…Она как-то спросила его:

— А вам ничего этого не снится?

Посмотрел на экран, где исходил стрелялками очередной идиотский боевик про смелых и честных наших с гадами «ненашими».

Усмехнулся одними губами, презрительно бросив:

— Это??

Она поняла. Она вообще была понятливая. Но даже ей он не смог бы объяснить, что ЭТО снится не может. Как объяснить ей, девчонке, тот ужас недоумения, когда на тебя бежит дух, только что прошитый тремя пулями? В упор, с пяти метров, и ты видишь, как летят клочья из его спины, стреляешь снова, его рвут твои пули, а он бежит на тебя с нечищеным АКМ, яростно разевая бородатый рот и еще не зная, что убит? Когда на тебя бежит убитый тобой труп, это… вот ЭТО может сниться. Но редко.

Или глаза матери рядового Вани Побелкина, которого ты зеленым лейтенантиком привез домой, сопровождая «груз двести». Она так и не подошла к цинковому ящику, стояла у окошка с пыльной геранью, сложив руки под застиранным передником и тихо спрашивала:

— А где Ваня? Вот ты, командир, сам приехал, а мой-то, Ваня, где?

…В тот вечер он отстегал ее действительно крепко. Широкий ремень выписывал на тугой голой заднице старую-старую истину: «Не лезь, куда не просят… Не лезь… Лежи ровнее! Не лезь, куда не просят…». Она почти что молчала, иногда, по конец, коротко то ли всхлипывая, то ли мыча, но лежала на кушетке как влитая. Словно боялась пошевелиться, боялась лишним движением тела еще больше рассердить его.

И все-таки она была вредина. Уже в прихожей, застегивая плащик, сделала невинными свои хитрющие гляделки и предложила:

— А хотите, сегодня я вам приснюсь!

Хотел было шлепнуть, потом передумал: три четверти ремней, хватит с нее.

129