Открыла девушка — как и ожидал, аккуратная, подтянутая, словно только что причесанная. Плотный халатик с тугим пояском, вежливый вопросительный взгляд, и мило наморщенный лоб:
— Перфо… чего? А-а, сейчас посмотрю… Пройдите пока, не стоять же в дверях.
Принесла. Как и следовало ожидать, без бура.
— А-а? Это типа сверло такое? Посмотрите сами, какое надо, я в них не очень разбираюсь… Пройдите, там перед спальней ящик со всякими железками.
Кроме «ящика со всякими железками», в обеих открытых комнатах не обнаружилось ничего, что могло бы издавать звуки мокрого белья. И только выбирая бур, заметил у самых дверей, рядом с широким подоконником, что-то вроде гладильной доски с аккуратно прикрученными ременными застежками сверху и снизу. И знакомая с прошлого раза деревянная шайка (или все-таки кадушка) на этот раз примостилась не в ванной, а в комнате — в самом уголке — все так же с вениками мокрых прутьев и хвостом широкого черного ремня, окунувшегося в темную жидкость.
Девчонка моих взглядов не заметить не могла. На молчаливый вопрос так же молча и холодно не ответила. Вежливо-отстраненно ждала, пока я, наконец, не свалю с горизонта вместе с перфоратором и буром. Что я и сделал, почему-то глупо краснея и отводя глаза.
Ни в этот вечер, ни в последующие я больше ничего не услышал‚ хотя в моей коллекции загадок появился и случайно оброненный возле мусоропровода кончик ивового прута — излохмаченный, и самое главное — в белесых крапинках подсохшей соли.
Через пару-тройку дней уже мне пришлось встречать гостя — сосед, или «джентльмен», как я успел окрестить своего визави, пришел за перфоратором, вежливо выразив надежду, что я уже завершил пробивание дыр. Я в тон ему заверил, что завершил, мы оба рассыпались в любезностях, куда я ввернул обязательное извинение, что побеспокоил его дочь в его отсутствие.
— Она моя племянница… — холодно улыбнулся джентльмен. И уже в дверях заметил: — Посторонние звуки вас беспокоить больше не будут.
— Да нет, ничего, все нормально… Я просто покурить вышел, или за картошкой… а так ничего, не мешает. — Господи, куда делось мое профессиональное красноречие!
— Как вам будет угодно… — еще более вежливое и холодное пожатие плеч.
Екарный бабай! Ну что теперь, как в тупых боевиках искать бинокль, занимать позицию в доме напротив и пялиться в окно соседей? А что я там собираюсь увидеть? Жесткий инцест? Рэйп? Приключения в стиле Синей Бороды? Смертоубийство? Изысканные сексуальные разборки? Крепостную порку? Бред…
Но ведь прутья в кадушке… мокрый ремень… мокрые звуки ударов… доска эта чертова: я же не идиот и могу представить, где, как и для чего ременные петли расположены!
Джентльмен обещание сдержал. Звуки меня не беспокоили — соседская квартиры молчала словно мертвая. Молчала… Но и безо всяких биноклей, ползаний по мусорке и прочих шпионских страстей я знал, что на сей раз девушка вытряхнула в контейнер не только мусор, но и прутья. Истрепанные, излохмаченные прутья. Те самые, которые обязательно мокли в темной воде с зеленоватым отливом. И припухшие губы в вежливой улыбке случайного приветствия, вспухли не от поцелуев. Или не только от них — каемочки прикушенных зубов…
Не люблю чужие дела. Но и не люблю, когда головоломка превращается в навязчивую идею. Хотя решать их обычно интересно. В определенных дозах… Так что когда спустя неделю джентльмен у подъезда вдруг начал ковыряться в «ниссане», я для вида открыл капот своей «мицубиши» и вскоре от обязательной автолюбительской беседы, сопровождаемой лязгом ключей, ввернул-таки фразу насчет того, что я не очень любопытен, проявлять интерес к чужой жизни считаю весьма зазорным, сам никуда не лезу, но и к себе не допускаю, потому как люди бывают разные, доверять кому попало не стоит и вообще… пока в конце концов заготовленная контрольная фразочка не превратилась в окончательный сумбур словесного поноса и не была прервана вежливой усмешкой:
— Я вас понял. Мучает элементарный вопрос порядочного человека: нуждается ли эта бедная, несчастная девочка в защите от грязных посягательство злого дяди…
— Нет, конечно. Я просто…
Он снова прервал меня красноречивым жестом и совершенно спокойно продолжил:
— Я действительно вас понимаю. И вам делает честь тот факт, что бы не полезли с расспросами к ней и сумели даже в некоторой степени умерить навязчивость любопытства. Да и вообще не произвели впечатление болтуна. Мы говорили о вас. И решение зрело — так что разговор только подытожил его. Сделаем так. Сегодня вечером, ну скажем часиков в девять, милости просим в гости. Я думаю, что ваше беспокойство… как бы это сказать… иссякнет. Вы не против?
— А удобно ли? Я ведь по сути напросился…
— Удобно. Мы тоже любим своевременно расставить точки над «i», чтобы не иметь потом некоторых неожиданностей. Настя будет предупреждена о вашем визите.
Вот теперь я хотя бы узнал, как ее зовут… И ровно в девять вечера, чувствуя себя глупым школяром перед проваленным экзаменом, давил кнопку противоположного звонка.
Вынужден признаться, что был единственным, кто настолько явно ощущал себя не в своей тарелке. Если Настю (какое прекрасное имя! Почему я раньше не спросил?) и смущало что-то, то девушка владела собой получше меня. А ее джентльмен — ну пусть дядя — и вообще был настроен по-домашнему благодушно — словно мы собрались перекинуться в картишки.
Пока он отошел к бару, усадив меня в кресло слева от телевизора, Настя снова перехватила мой взгляд в сторону той же кадушки. Сегодня прутьев в ней не было. За сигаретным дымом я едва спрятал растерянность от ее спокойно-рассудительных слов: